Мы ждем, пока после спектакля «Хелладос» из зала разойдутся зрители. Потом делаем несколько фото. Потом кто-то предлагает подняться в танцзал: на камерной сцене после показа душно.

В танцзале панорамные окна, все пространство залито мартовским солнцем. Остаемся разговаривать втроем: Батырхан Сабыр, Мадияр Жақып и Елена Василевская. Вокруг постоянно появляются и исчезают другие актеры: кто-то ждет, пока на большой сцене закончится «Бесприданница», кто-то – когда сядет солнце, чтобы пойти на ауызашар.

Елена

Мальчишки – они самобытные. Я была в декрете, и когда вернулась, посмотрела «Сиротливый запад», это их первый спектакль был. Для меня был открыт совершенно другой театр, не наигранный, то есть без карикатуры, без фальши. Всё равно в театре на основной сцене мы где-то преувеличиваем. А мальчишки работают – как это сказать?

Мадияр

Идеально!

Елена

Душевно как-то как-то. Веришь абсолютно каждому движению, каждому слову. Они из себя не строят ничего, а как будто проживают. Это очень редко сейчас.

Мадияр

Нам знаете что нужно сейчас? Энергия нужна. Вот мы когда приехали сюда, у нас была мощная такая энергия, А сейчас не знаю, что-то у всех сейчас вот эта энергия…

Елена

Это усталость.

Мадияр

Трафика не хватает. У нас сейчас зона комфорта.

Мадияр и Батыр наперебой начинают говорить о том, что пора бы начать думать о переезде в Алматы: потому что там «трафик». Я немного сникаю: в Кокшетау я для того, чтобы рассказывать о том, как локальные артисты развивают театр в своем городе, а не мечтают отсюда сбежать. Пробую переключить их на ретроспективу и слушаю рассказ об истории рождения театра Beisal.

Вот уже второй сезон семь выпускников столичного института искусств работают в Акмолинском областном. До этого они искали поддержки в Астане, выступали на улице, в барах и подвалах, но оказались никому не нужны в столице, зато получили приглашение в Кокшетау. В областной центр они попали разгар коронавирусного карантина и сначала полгода работали в казахской муздраме, а затем их заметил директор русского театра Бейбiт Салауат и предложил поработать с режиссером из Кыргызстана Шамилем Дыйканбаевым. Так случился их первый спектакль «Сиротливый Запад» и родилась экспериментальная театральная команда внутри государственного театра.

Мадияр

Он сказал, что у него есть подвал. И что мы можем делать в нем все, что захотим. Мы посмотрели, нам это все понравилось. И мы сюда переехали сразу.

Батыр

До этого у нас даже мысли такой не было.

Мадияр

Судьба, короче.

Батыр

Когда мы искали помещение, где выступать, было очень много вопросов к нам, обещаний. А когда мы к Бейбіту Салауатовичу пришли, он нам за неделю все сделал. Там завал был, декорации лежали. Для нас все убрали, почистили, поставили батареи, залили пол – все условия. Стены внутри мы сами раскрашивали. И там мы теперь играем.

Я сама только недавно сообразила, что театр называется Beisal по первым буквам имени и отчества его продюсера. «А еще это отсылка к сал-сері», - добавляет Батыр.

Батыр

Мы очень часто ездим на фестивали. Буквально три-четыре года назад окончили университет, но успели съездить на фестивале, где в жюри сидят критики «Золотой маски», и они нам дают какую-то объективную критику. И когда ты слушаешь, ты растешь как актер, потому что они не говорят просто «понравилось – не понравилось», «анау жақсы, мынау жаман емес», а разбирают полностью спектакль. С фестивалями, режиссерами, с творчеством у нас все хорошо. У нас избыток, наверное, даже режиссеров приезжающих.

Мадияр

Я работал в других сферах, не идет как-то. Кирпичи таскал, звукачом работал. Все не то. Мне нравится впечатления получать. Я, например, иду в театр, смотрю спектакль и впечатляюсь. А кто-то – только работа-дом, дом-работа, дом-детский сад, ребенка отвел-забрал. Как ты вообще кайфуешь от жизни? Наверное, есть люди, которые об этом вообще не думают. А я вообще не представляю себя без театра, без кино, без музыки. Без вот этого хлама. Это круто. Мы счастливые люди.

Батыр

Мы – сумасшедшие люди. Вообще все, кто работает в областных театрах. За сто пятьдесят тысяч кто будет работать? Горло рвать?

Елена

Фанатики. А есть некоторые, которые говорят: я не зарабатываю столько, чтобы так надрываться, я вышел и на свою зарплату отработал.

Батыр

Когда так происходит, это не театр. Это не театральные люди. В нашей стране в театрах не театральный человек работает.

Следом Батыр рассказывает утопическую концепцию развития театральной режиссуры в Казахстане:

«Нам нужно взять крутых чуваков старше двадцати пяти лет, сделать жесткий кастинг, выбрать лучших и отправить их куда-нибудь в Балтию, в Европу. Да на какой-нибудь остров. Чтобы они отучились. А потом взять их в наши вузы и чтобы учили уже они. Через десять лет им будет по тридцать пять, и они выпустят новых двадцатипятилетних. И это будет элита нашего театра. Это сработало уже в свое время. Станиславский так поднял русский театр. Мы все прекрасно знаем, откуда он брал формы, что делал, куда ездил и за кем подсматривали».

«Но об этом должен думать не усатый бедный актер какой-нибудь. Об этом должен думать министр культуры», - добавляет он. А потом мы продолжаем говорить о мечтах. О том, что хотелось бы сыграть, поставить, показать, попробовать.

Батыр

Почему мы не играем на казахском? Что мы в русском театре работаем – это понятно. Но не поэтому. Допустим, есть три варианта перевода пьесы Макдонаха на русский язык, кто-то профессиональный переводчик, кто-то специализируется именно на ирландском английском языке. А сколько есть переводов того же Шекспира? А на казахский язык – сколько? Мы же просто актеры, нам дают текст, мы пусть на ломаном русском языке его играем, заучиваем, понимаем, о чем говорим. Потому что драматургия хорошая. Почему нет переводов хорошей мировой драматургии на казахский язык? Кто будет переводить? Кому это надо?

У нас мужской театр. И я хочу какую-то супермаскулинную тему: чтобы кровь, грязь, большие сиськи. Чтобы мы сыграли что-то прям супертеатральное, по Шекспиру, по Мольеру, чтобы мы надели эти колготки, эти маски. Потом уже, после тридцати, когда мы как актеры станем сильнее или не сильнее, а может, глубже или чуть-чуть умнее, тогда можно уже к другому материалу переходить. Это вечная тема, нескончаемая. Много чего мы хотим. Нам деньги нужны!

Мы продолжаем разговор в танцзале, потом спускаемся вниз, еще ниже, в подвал, где Мадияр показывает мне «ART-пространство» - ту самую сцену, сделанную специально для Beisal.

Выходим из театра, идем по аллее на улице Сатпаева (мне хочется сказать «вверх», потому что алматинца везде найдут верх, но мы идем в сторону озера). Продолжаем обсуждать режиссеров, спектакли, театральный процесс.

Батыр говорит, что вон там, через дорогу, слева от областного акимата – казахский театр имени Кусаинова и предлагает показать его тоже. В театре в это время только завершилась церемония закрытия фестиваля комедийных спектаклей «Сәлем», и Мадияр предлагает сфотографировать меня на фоне задника с изображением красной дорожки.

После подвала, где мы были буквально двадцать минут назад, фойе муздрамы мне кажется каким-то сюрреалистичным. Встречаем знакомых актеров и режиссеров, приехавших на фестиваль.

Когда идем обратно, Батыр снова повторяет: «Так вот, мы в Алматы хотим, потому что у вас там жизнь кипит». «А мне кажется, это у вас кипит», – говорю я. На этом и расходимся.

Автор: Ольга Малышева